Сейчас она испытывала почти нежность к отцу. Он все шумел и шумел, двигая челюстями, зеленые глаза горели, длинные ноги мерили комнату.
— Я слишком многого хотел для тебя, это верно, дочка. Мне говорили, что в нем есть зародыш величия. А оказалось, что человек может быть герцогом, но при этом и отвратительным убийцей.
Она, должно быть, повторяла это уже в сотый раз, но, вздохнув, опять сказала:
— Он невиновен, отец. Я знаю, что он невиновен!
Ашкрофт перестал ходить взад и вперед, большими шагами подошел к ней и опустился перед ней на колено, взяв обе ее руки в свои.
— Послушай, дочка…
— Послушай, отец! — парировала она, заставив себя улыбнуться, хотя именно в этот момент весь мир, казалось, очень тяжело давил ей на сердце. — Говорю тебе, он ни в чем не виноват. В конце концов я докажу это королю, тебе, Богу над нами, я клянусь в этом!
Ашкрофт изучал ее полное горя, страстное лицо.
— Ты найдешь другого человека и полюбишь его, Роза, клянусь тебе. Запасись терпением, и ты найдешь другого.
— Ты не нашел! — решительно напомнила она.
Он посмотрел на свои руки.
— Ты дома, и я благодарен судьбе за это. Однако, если бы мне когда-нибудь представилась возможность убить этого высокомерного лорда, я бы спустил с него шкуру живьем.
— Отец, он был…
— Невиновен, я знаю. Прости меня, Роза. — Он покачал головой. — Тебе больно, ты сейчас очень страдаешь. Но время поможет тебе. И ты можешь просто навсегда остаться здесь, ты же знаешь, милое мое дитя. Когда-нибудь этот дом станет твоим, и поля, и корабли…
— Я не могу остаться навсегда, отец. Ребенок Пирса, мой ребенок, все же унаследует его титул и состояние. Отец, я должна позаботиться, чтобы, когда придет время, он получил то, что ему причитается. И я должна позаботиться, чтобы он мог гордиться своим именем всю свою жизнь. Я должна доказать, что его отец невиновен.
— Да, хорошо, — пробормотал Ашкрофт. — Ты сейчас дома. Со мной. И у нас есть время.
— Масса времени, — тихо сказала она.
Внезапно глаза его заблестели.
— И я скоро стану дедушкой! Я не могу дождаться! Я намерен обучить его всему, что я знаю о кораблях…
— А если это будет девочка, отец?
— Ну, научил же я тебя, верно?
Она улыбнулась.
— Да, научил. А потом отправил меня в Англию. Ловить знатного мужа! — сказала она с печальной улыбкой.
— Я так проклинаю себя!
— Ну, не надо, — сказала Роза. — Я…
Она почти рассказала ему о том, что ее замужество не имеет никакого отношения к повиновению отцовскому желанию. Но мудро сдержалась.
— Просто так сложились обстоятельства, отец.
— Ах, но все же ты теперь леди Роза! — сказал он, довольный звучанием этих слов.
«Как мало значения это имеет!» — подумала Роза. Но это было приятно Ашкрофту, и поэтому она была рада.
И как хорошо дома. Совсем не так, как в замке Дефорт. И Мэри Кейт приехала сюда. Наедине, в комнате Розы, она рассказала, как ужасно Джемисон и Джером обошлись с ней.
— Роза, я пришла в себя посреди океана! О, эти ужасные люди!
— Ну, Джемисон мертв, — устало сказала ей Роза. — И Анна.
— Бедная женщина! — сказала Мэри Кейт, перекрестившись.
— И Пирс! — чуть слышно прошептала Роза.
— Ну, ну, малышка моя любимая, ну, ну, — утешала ее Мэри Кейт. Она прижала Розу к своей обширной груди и принялась покачивать ее. — Ваш муж умер, но скоро у вас будет ребенок! Вы должны помнить об этом, всегда. И малыш будет его частью, его плотью и кровью, будет вас любить! Все будет хорошо, вот увидите. Подождите немного.
Роза подождала. Однажды утром она пришла к ручью и села возле него, наблюдая совершенную красоту земли и вспоминая, как рассказывала Пирсу об этом месте, о том, что оно красивее, чем его любимое место в Англии, где в зеленой траве под синевой неба он любил ее…
Потом их нашел Джеффри. И с этого момента они с головой окунулись в несчастье.
Она откинулась на ствол дерева, плотно закрыв глаза, сомкнув челюсти; мука разрывала ей сердце. Она хотела, чтобы Пирс вернулся. Хотела ощущать его объятия, вдохнуть его запах, почувствовать его губы, его тело, сплетенное с ее телом. На мгновение боль стала так велика, что она едва смогла перенести ее. Но ей надо терпеть — ради его ребенка.
Время шло. Потом наступило утро, когда она ощутила первый приступ боли. Это будет долго, сказала ей Мэри Кейт. Рождение ребенка требует времени.
Ашкрофт послал за своим любимым доктором — евреем, к которому относился вполне терпимо, поскольку принадлежал к англиканской церкви только по политическим соображениям. Абрахам Голем был непревзойденным врачом, и Ашкрофт с первой встречи оценил его по достоинству.
Абрахам был единственным человеком, кого он мог допустить к Розе, когда начались боли. Роза казалась отцу очень хрупкой, и он беспокоился задолго до начала родов, хотя и держал свои страхи при себе.
Абрахам игнорировал волнения Ашкрофта. Он знал, что у Розы все будет просто отлично. Она могла казаться хрупкой, но была чрезвычайно сильной.
Когда боли только начались, Роза была в восторге. Пришел конец ее ожиданию. В течение месяцев она казалась себе большой, как корабль, и хотя она уже любила маленькое существо, которое брыкалось и ворочалось в ней, она устала от его тяжести.
Но часы тянулись, и она уже не испытывала такого восторга. Боли были ужасны, и с каждой минутой они становились все сильнее. Приехал врач.
— Ребенок не родится! — печально прошептала она ему, лицо ее заливал пот, волосы прилипли ко лбу.