Обрученная с ветром - Страница 91

Потом внезапно он всерьез потянулся к ней. Она разразилась протестующим воплем, но поспешно подавила его. Сильные руки обняли ее и вытащили из воды.

Он прижал ее, обнаженную и мокрую, к себе. Их взгляды встретились.

— И, о любовь моя, теперь пора увидеть тебя! — пообещал он.

Он понес ее к кровати, усадил ее, разбрызгивая капли воды по постели. Начал стягивать поношенную и грязную от работы рубашку через голову. Его намерения были абсолютно ясны.

Она открыла рот, чтобы запротестовать.

Но дрожь охватила ее. Горячая…

Жажда.

И внезапно он оказался лежащим рядом с ней, обнял ее стальными руками. И прошептал:

— Ты возражаешь, любовь моя?

— Да! — солгала она.

— Даже если я самым смиренным образом попрошу у тебя прощения? — его серебристые глаза с неистовым вызовом смотрели на нее.

Она не смогла выговорить ни слова.

— Мне еще надо посмотреть на твое смирение! — прошептала она.

Он говорил искренне? Он просил у нее прощения, полностью поверил в нее?

— Тогда вообрази его! — посоветовал он с нежной улыбкой. — Потому что я ждал долго, ох, как долго, и больше не могу!

Он поцеловал ее, и огонь и мука всей жизни, казалось, взорвались в ней огнем желания…

Представь…

О, да.

Наконец-то это было наяву.

ГЛАВА XVIII

Все могло бы быть по-другому, если бы она не жила так долго воспоминаниями и снами.

Яркие призывные сны. Сны, в которых он целовал ее в губы. В которых его горячий чувственный язык прикасался к ее шее, щекотал ей затылок, мочки ушей, снова шею.

Сны, в которых его сильное тело двигалось по ней в дерзком медленном ритме, ладони охватывали грудь, язык омывал ее. Сны, в которых он прижимался к ней, свежей и ароматной после ванны. Его поцелуй, его губы, его язык на ее животе. Его пальцы на ее бедрах, нежно пожимающие опушенный медью холмик между ними, находя щель, погружаясь внутрь…

Сны…

Только теперь это был уже не сон, не воспоминание. И ощущения никогда раньше не были такими яркими и такими приятными. Он был прекрасным любовником и поэтому быстро нашел самую чувствительную точку в ней. Дотрагивался и гладил пальцами в медленном ритме. Ласкал пылающим языком.

— Нет! — протестовала она, дергая головой.

Но он никогда прежде не обращал на нее внимания. И не собирался делать этого сейчас.

И слова, сказанные им раньше, были истинной правдой. Так много времени прошло. Очень много времени. В ней нарастало ощущение волшебства. Поднимаясь, словно запах жасмина от ночного ветра, охватывая ее всю, завладевая с жаркой силой. Пальцы ее вцепились в его плечи, тянули за волосы. Она подумала, что взорвется, умрет в потоке взлетающих серебряных звезд. Это окончится, она достигнет этого рая, этих обжигающих мгновений сладчайшего восторга…

Он придерживал ее спину, сдвигая, разделяя ее тело своей тяжестью, наваливаясь на нее.

Она была горячей и скользкой, и очень мокрой, и все же немыслимо напряженной. Он вошел в нее и был поражен, что она вскрикнула от боли. Она быстро заставила себя замолчать, зарывшись лицом в его влажную грудь. Он мысленно обругал себя, сообразив, что после рождения их ребенка она еще не занималась любовью.

— Расслабься, любовь моя, я не сделаю тебе больно. Никогда… — хрипло прошептал он.

Он покачивал ее, прижав к себе. Он позволил себе полностью войти в нее и замереть на несколько долгих мгновений. Она вздрогнула, и он снова начал двигаться, целуя ее. Она ощущала кожей его шепот.

— Боже, как я ждал тебя! Как я умирал без тебя! Никакие наказания, никакие работы не могли сравниться жестокостью с тоской по тебе…

Руки ее обхватили его за шею. Спина немыслимой дугой выгнулась, и он понял, что она движется вместе с ним, навстречу его толчкам. Он поднялся над ней и смотрел, как переплетаются их тела. Потом он закрыл глаза: напряжение, жажда, казалось, раскалывали его. Он двигался, словно ртуть, испытывая боль, такую боль, отчаянно стремясь смягчить ее. Боже, вот оно. Как долго, как невероятно долго он ждал.

Потом наступила кульминация, яростная, неистовая. Он старался сопротивляться ее волнам, омывающим его, заботясь о том, чтобы довести ее до этой сладкой точки вместе с собой. Но горячие судороги снова и снова сотрясали его, и он был бессилен что-либо сделать. И когда судороги ослабли, он, все еще дрожа, упал рядом с ней. Он притянул ее в объятия и почувствовал ее сопротивление, но это не имело значения. Голос его дрожал, когда он прошептал:

— Боже мой, любовь моя, как это было хорошо. Клянусь небом, я слишком долго ждал.

Она молчала. Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. Изумрудные глаза, чуть влажные, ответили на его взгляд. Он не задержался на ее глазах, а нежно гладил взглядом все ее тело, которое только что любил так беспредельно. Она так мало изменилась. Грудь увеличилась. Соски были глубокого темного тускло-розового цвета. Пожалуй, бедра стали на полдюйма полнее и от этого еще привлекательнее. Две крошечные, тонкие, словно волоски, морщинки спускались с живота к пылающему темно-рыжему холму.

Он нежно провел пальцем по ее телу.

— Боже мой, как мне не хватало тебя! — шептал он.

Он дотронулся до одной из тонких морщинок. Она посмотрела на него, потом схватила за руку.

— Что еще? Любовь моя, если я был недостаточно нежен…

Губы ее изогнулись в чуть заметной понимающей улыбке.

— Когда ты поймешь! — мягко сказала она. — О, ты хорош! Ты — опытный, сильный, и ты очень хорошо это знаешь! Но…

— Ах, да! — тихо сказал он, глаза его тоже заблестели. — Я не ползал сто дней у твоих ног, вымаливая прощение за то, что когда-то сомневался в тебе!